Сверх остроты и боли насильственного изгнания первые месяцы были полны тревоги — не потеряется ли от этого сотрясения способность писать. Один верный путь всегда видел Солженицын — «уйти в главную работу... она и выведет сама». Высылка вырвала его из погруженности в «Красное Колесо», но она же распахнула новые, сказочно богатые возможности для сбора достоверных материалов, чему писатель отдался со страстью. Он работает в Гуверовском институте, лучшем на Западе хранилище по истории русской революции, в архивах Йельского и Колумбийского университетов, а дома может получить любой нужный источник по межуниверситетскому абонементу. Стремительно выросла и Библиотека «Красного Колеса»: все напечатанное русской эмиграцией стало теперь доступно. «Вот была наконец передо мной — Революция! С юности я и знал в себе интерес и темперамент описывать именно революцию, и был готов и пристрастен к этой работе». По словам писателя, история революции и работа над ней были его дыханием все годы изгнания. «Я чувствовал себя — мостом, перекинутым из России дореволюционной в Россию после-советскую, будущую, — мостом, по которому, черезо всю пропасть советских лет, перетаскивается тяжело груженный обоз Истории, чтобы бесценная поклажа его не пропала для Будущего». «Красное  Колесо» потребовало двадцать лет неразгибной работы (1969–1989).

На выставке представлен весь рукописный массив эпопеи.

Колоссальный архив «Красного Колеса» сохранился в полноте, он позволяет проследить работу автора от начальных планов и огромного собрания заготовок и выписок, от первых черновых набросков — через все последовательные рукописные редакции — и вплоть до наборных листов. Но в этом архиве есть и такие составные рабочие части, которые не умещаются даже внутри гигантского обода «Колеса», выпирают из него и по оси времени, и по географической широте, и объемом собранной коллекции подлинных эпизодов. Такова Картотека «Красного Колеса». Задумав писать о русской революции еще студентом-первокурсником, в 1936, Солженицын с тех пор все годы «собирал — когда в бумаге, когда лишь в одной памяти — эпизоды, случаи, факты, хронологию, доступные материалы, соображения, оценки, мысли». Однако успех работы зависел от правильной организации этих сотен и тысяч хаотически скопившихся записей, и Солженицын разработал систему их разноса, разметки, группировки — в разветвленную по многим направлениям Картотеку (темы и проблемы, «узловые» события, персонажи исторические и вымышленные, язык, быт, эскизы портретов, документы и пр.). Картотека размещалась в склеенных вручную конвертах из плотной бумаги, к ним позже добавились картонные папочки, к концу работы общее число их выросло до трех сотен. Писатель констатировал, что объем изученного и заготовленного материала, наполнившего Картотеку, по некоторым направлениям стократно, но уж двадцатикратно всегда — превышает объем окончательного авторского текста. На выставке может быть показана лишь небольшая часть этой поразительной россыпи конвертов с их содержимым. В полноте же своей Картотека «Красного Колеса» — не просто подсобные заготовки в мастерской писателя, но своего рода отдельное творение Солженицына.

Другое уникальное творение писателя в неизвестном до сих пор жанре —«Дневник Р-17», дневник, тридцать лет сопровождавший работу над Романом о Революции 1917 года (записи с 1960 по 1991 год заполнили две общие тетради). Автор разговаривал, советовался с дневником, делил с ним мучительность сомнений и радость находок, дневник был его постоянным собеседником, страстным, взыскательным и необходимым. За исключением небольших отрывков, «Дневник» еще не публиковался. На выставке представлены обе тетради.

Сорок лет, с 1947-го, занимался Солженицын составлением «Словаря языкового расширения». В одном из интервью (1983) на замечание журналиста: «Бросается в глаза ваш страстный интерес к слову как к таковому» — писатель ответил: «Слово — это постоянное дыхание писателя. Я занимаюсь русским языком ежедневно в течение уже 35 лет. И всё лагерное время занимался. Всем другим было опасно заниматься, не мог я держать в руках книгу по истории революции. А словарь — это как будто безобидно. И вот я занимался обработкой русских словарей, и особенно словаря Даля. Русский язык, как и всякий современный язык, слишком быстро сужается в объёме. Однако вокруг того, что являет собой сегодняшний язык, есть ещё не отмерший слой. Моя работа — именно в этом слое. Я делаю экстракты, выписки тех слов, которые можно сохранить для живого употребления в языке». На выставке можно видеть все этапы долгой работы: и самодельные блокнотики лагерного производства, заполненные словарными выписками, и второй том словаря Даля, прошедший с Солженицыным все пересылки, этапы и каторжный лагерь Экибастуз, и записные книжки 1980-х годов («Последний круг»), и машинопись с авторской правкой, и долгожданное издание Словаря.

В годы изгнания в Вермонте мы подготовили 20-томное собрание сочинений, его печатало в Париже издательство «ИМКА-Пресс» с 1978 по 1991 год. Автор так писал о необходимости собрания с выверенными окончательными текстами: «Такие смятенные и переколышливые были годы в Советском Союзе — ни один текст никогда до конца не отделан, не доработан, а ещё и сознательно искажён, подчиняясь тактике укрыва до времени. Если не довершить, дочистить, докончить теперь — то когда же? Не простое писательское желание видеть поскорее эту череду томов, но внутренняя боль, что всё не прибрано, и не на месте, и можно не успеть при жизни». Кроме уже известных произведений, напечатанных в «вермонтском» Собрании в последних авторских редакциях, в нем впервые были опубликованы несколько рассказов, киносценарии, две пьесы, большая часть обширной публицистики, все «Красное Колесо». На выставке можно видеть это собрание сочинений, давно ставшее раритетом.